То, что противник заинтересовался данным предприятием, в какой-то мере было следствием моей политики в области авиационных двигателей. Вместо плавной эволюции сразу после шестисотсильного мотора я запустил разработку полуторатысячника ТН-27, являющегося адаптированным под местные возможности АШ-82. И, пока англичане постепенно доводили свои рядные водянки, а американцы — двухтактных монстров, мы просто совершенствовали производство нашего старого мотора, впервые появившегося еще на самом первом «Кондоре». Сейчас их производило два завода общим количеством по десять — двенадцать штук в день, да плюс почти такие же моторы делали у себя японцы и немцы.
Однако новый двигатель пока мог серийно производиться только в одном месте — в Ярославле, причем это было совместное для всех трех стран предприятие. Случись что — и все мы к войне останемся при устаревших моторах. А организовать сразу несколько таких производств было невозможно — требовался уникальный для этого времени станочный парк, который немцы и для одного-то завода сделали с огромным трудом, да и то не до конца. Ни японцы, ни мы таких станков не могли производить вовсе.
И наконец, как будто мне мало было только что перечисленного объема работ, на предпоследнем ужине величества сообщили мне, что Маша снова ждет ребенка. Я их поздравил, но вчера утром, позвонив Мари, услышал, что у них в Ливадии все в порядке, дети наездились на своих мотоциклах и теперь купаются, Рекс загорает, а мне надо готовиться к тому, что у Насти скоро появится братик — или сестренка, в самом крайнем случае. Ну, а до кучи забежавший ко мне сегодня Боря сообщил, что скоро он черт знает в какой раз снова станет отцом, то есть и третье величество решило последовать по стопам первых двух.
— Допрыгался? — ехидно спросил я его. — Теперь изволь жениться, ибо вдовствующая императрица в роли матери-одиночки может вредно повлиять на имидж державы.
— И женюсь, — выпятил грудь Боря, — главное, чтобы человек был хороший, а жена он или любовница — дело десятое. Вот приму православие, и сразу женюсь. Как тут это делается, не подскажешь? Сам понимаешь, я не про свадьбу.
— Ладно, позвоню отцу Антонию, так что как вернешься в Георгиевск, он тебя мигом окрестит в нужную веру, и мявкнуть не успеешь. Кстати, ты пока «Отче наш» выучи, а будет время — еще и «Символ веры», хоть он и длинный. И расскажи своими словами, как там сегодняшние испытания, я еще отчет не прочитал.
— Примерно как и ожидалось, дальность удалось увеличить до тридцати километров на нашей аппаратуре и до пятидесяти на тянутой оттуда. Причем на ней явно можно попробовать управление и с самолета, скоро оборудуем одну «Выхухоль». Тогда, глядишь, и пригодятся твои ракеты с пульсирующими движками, а сейчас и твердотопливных с запасом хватает.
Наши крылатые ракеты выпускались с твердотопливными либо пульсирующими воздушно-реактивными двигателями, имея дальность полета семьдесят и двести километров соответственно. Пульсирующими оснащалась в основном модификация с пилотской кабиной вместо аппаратуры телеуправления, и три четверти таких изделий поставлялось в Японию. У нас же имелся небольшой авиаотряд из пятнадцати японцев, которые летали на подобных крылатых ракетах, но без взрывчатки, зато с шасси и устройством катапультирования пилота. Аварийность по нашим меркам у них была запредельная — меньше чем за год из пятнадцати человек убилось шестеро, но на место каждого разбившегося пилота немедленно прибывал новый.
В случае войны они полетят куда мы им прикажем, причем без шасси и катапульты, но с тремястами килограммами гексогена.
Сегодня мне нужно было ехать в Зимний на час раньше, чтобы до ужина с величествами успеть побеседовать со Столыпиным, у которого накопились вопросы по поводу нашего взаимодействия в области аграрной реформы. В частности, он не понимал, для чего в средней полосе России развертывается столько МТС, а еще его интересовала недавно стартовавшая программа по привлечению немецких переселенцев в Зауралье и Манчжурию. Ну и ныть начнет, как всегда, что постоянная охрана ему мешает, но тут уж фигушки, величества вон охраняются еще основательнее, и ничего, не жалуются.
Петр Аркадьевич начал с того, что положил передо мной анализ сравнительной рентабельности общины, фермерских хозяйств и обхозов. В общем-то порядок цифр я уже знал, так что, по-быстрому проглядев бумагу, резюмировал:
— Замечательная иллюстрация, показывающая абсолютную правильность нашей политики. Общины почти ничего не требуют от государства и почти ничего ему не дают, разница хоть и положительна, но невелика. Фермерские хозяйства тратят все заработанное на расширение производства, а, учитывая, что практически все они начинали в кредит, то пока в среднем тут получается минус. Обхозы вообще насквозь убыточны, если предоставлять им услуги МТС по реальной стоимости, они мгновенно разорятся. Вопрос-то в чем?
— Да в том, что такими мерами вы целенаправленно убиваете хлебный экспорт!
— Ну, так уж и убиваю. Просто кислород ему перекрываю маленько, вот и все. Потому что стратегически он в общем-то вреден для России. Климат у нас меньше подходит для выращивания зерновых, чем в Штатах или Канаде, то есть конкурировать мы с ними можем только за счет уменьшения цены рабочей силы. Что означает — продолжать держать крестьян в нищете, если называть вещи своими именами. Даже если отвлечься от того, насколько это нехорошо с моральной точки зрения, то есть еще два момента. Первый — чистая бухгалтерия. Семьдесят процентов крестьян сейчас вообще никак не участвуют в выращивании хлеба на экспорт. А те, кто участвует, дают доход в среднем девяносто рублей на человека в год, из которых в бюджет попадает неполных двадцать. Работник же добывающей промышленности приносит в год двести с лишним, и в бюджет идет сто девяносто! А машиностроительный рабочий — почти пятьсот, и опять же практически все в бюджет. Правда, его еще как минимум пару лет учить надо… И рабочих у нас постоянно не хватает, при вопиющем избытке крестьян. Но способствовать разорению большинства общин сейчас нельзя, только социальной напряженности нам перед большой войной и не хватало — вот это и есть второй момент.